"По волне моей памяти" 

— Давид Федорович,скажите пожалуйста, была ли какая-
нибудь особая предыстория у этой пластинки?
— Надо сказать, что идея этого диска принадлежала
Татьяне Сашко. И подбор всего литературного материала
также был выполнен ею. Мы, естественно, много обсуждали
эти стихи и возможность сочинения музыки — сегодняшней,
современной музыки на стихи, написанные много-много лет
и даже веков назад.
В этом и заключалась главная идея этого диска и главный вопрос, на который хотелось ответить — возможно ли средствами современного музыкального, песенного, так сказать, языка передать содержание или эмоции, заложенные в стихах, написанных очень давно, на разных языках, в разные исторические эпохи, можно ли сделать из этого нечто адекватное сегодняшнему дню.
— В музыкальном, стилистическом отношении Ваш диск был по
тем временам необычайно новаторским. Вы опирались в процессе работы на какую-либо традицию, или это получилось как бы само собой?
— Это было, конечно, не само собой. Я в ту пору, как и мои
сверстники, интересовался новой музыкой, новыми
музыкальными формами и, в частности, очень большое
влияние «Beatles» оказали на этот альбом. Еще я должен
сказать, что предыдущий мой альбом «Как прекрасен этот
мир» тоже был написан под влиянием первых альбомов
«Beatles». Мне хотелось соединить песни в нечто целое,
в какую-то сюиту и следующий диск, «По волне моей памяти», был построен по тому же принципу. А «Как прекрасен этот мир» был первый советский альбом, написанный именно как нечто цельное.
Мне трудно сказать, на какие конкретно музыкальные направления я еще в то время ориентировался, сейчас уже трудно вспомнить, но, во всяком случае, все что нас тогда окружало, все музыкальные формы, и наши, и западные, и рок-музыка — безусловно, какие-то черты всего этого пришли в эту работу.
— А были ли какие-нибудь технические трудности?
— По тем временам в техническом отношении это был
какой-то шаг вперед, потому что мы впервые стали
употреблять тогда многодорожечную технику (аналоговую).
Теперь, конечно, по сравнению с современным уровнем, это выглядит достаточно допотопно — вся эта тогдашняя технология. Конечно, сейчас все это делать и легче, и проще.
— Как проходила работа над диском?
— Сочинялось это в течение 1974 года — полгода,
примерно, потом были репетиции с музыкантами, в основном
с ритм-группой, потому что тогда все это записывалось
вживую, надо было все хорошо отрепетировать, чтобы это
меньше заняло студийного времени. На запись, наверное,
ушло месяца полтора, а со всем процессом микширования —
может быть два месяца, примерно так.
— Все композиции на этом диске исполняют разные вокалисты.
Как Вы выбирали исполнителей?
— Мы подбирали исполнителя по характеру той музыки,
которая получилась, т.е. исполнители подбирались к музыке.
И ориентации на кого-нибудь конкретно не было. Хотя чаще
бывает, что пишется именно для какого-нибудь певца и для
его характера исполнения. У нас же был обратный процесс —
исполнителя подбирали в зависимости от того, что требовала
музыка. И это заняло довольно много времени. Ясно было,
что это должны были быть исполнители молодые и, так
сказать, нетрадиционные. Мы как раз и не ориентировались
на известных певцов, которые работали уже в определенной
манере и в определенном стиле. Так что там оказалось
собрание исполнителей, совершенно неизвестных к тому времени никому.
— А в какой обстановке проходила запись?
— В общем, в течение всей работы над этим проектом мы
старались, чтобы как можно меньше народу об этом знало.
Мы понимали, что то, что мы делаем не вписывается
немножко в рамки существующих представлений и потому тут
могли быть какие-то сложности с прохождением на
худсовете.
К тому же можно сказать так, что когда я эту работу делал, я ставил себя добровольно как бы в положение начинающего. Очень трудно было опереться в данном случае на какой-то наработанный к этому времени авторитет. Именно поэтому эта работа не афишировалась до тех пор, пока она не выйдет. Но внутренних противоречий у меня никаких не было, потому что вообще я всегда старался делать вещи непохожие одна на другую — и тогда, и в более ранний период. Может это был даже своего рода принцип в ту пору.
— Скажите пожалуйста, Давид Федорович, а как проходил
процесс приема диска всякими худсоветами, на «Мелодии»? Союз
композиторов ведь тоже, наверное, как то во всем этом
участвовал? Т.е. по тем временам это была, наверное, долгая и
неприятная процедура и с неизвестным результатом?
— По всем признакам это должно было не пройти. Это некоторое чудо, что мы прошло все эти худсоветы - не потому, что музыка была плохая или какая-то там не такая — просто в то время она была очень непривычна для людей, заседавших на этих худсоветах — как правило, люди были уже преклонного возраста и так далее. И никаких особых доработок не потребовали. Видимо это прошло на каких-то профессиональных рельсах.
— Прошло 22 года с момента выхода альбома. Что Вы сейчас
о нем думаете?
— О самой музыке, о самом сочинении - я думаю так, что
я бы там не изменил сейчас ничего — так бы все и оставил,
как есть. Только с большим удовольствием я бы услышал это
в более хорошей записи, может даже и с другими, новыми,
исполнителями. И некоторые аранжировки я бы, может быть,
переделал, используя наработанный за эти 20 лет опыт.
А в собственно сочинении я бы не стал менять ничего.
— Удалось ли Вам сделать в этом альбоме все, что вы тогда
хотели или планировали сделать?
— Сейчас очень трудно сказать, потому что когда
напряженно над чем то работаешь, то иногда как бы теряешь
критерии — поэтому даже не могу ответить на этот вопрос.
Могу только сказать, что такой большой массовый успех этой вещи был достаточно неожидан.
Здесь не было расчета на такую широкую публику - были использованы такие стихи, такая поэзия, которая не так уж широко была известна людям, которые в основном слушают рок-музыку, эстрадные песни и т.д., поэтому я до сих пор не очень понимаю, почему был такой быстрый, внезапный и массовый успех. Я иногда сам пытаюсь ответить на этот вопрос и думаю, что в то время был некоторый вакуум, вообще недостаток во всем новом, и в том числе и в музыке, поэтому молодежная аудитория горячо откликнулась — к тому же это был первый советский альбом, построенный по принципу рок-сюиты.
Москва - Кёльн, 19 марта 1997 г. Интервью подготовил А.Иванов

- Я мысленно вхожу в ваш кабинет М. Волошин
Я мысленно вхожу в ваш кабинет,
Здесь те кто был, и те кого уж нет,
Но чья для нас не умерла химера.
И бьется сердце, взятое в их плен.
Бодлера лик, нормандский ус Флобера,
Скептичный Франс, святой сатир Верлен,
Кузнец Бальзак, чеканщики Гонкуры...
Их лица терпкие и четкие фигуры
Глядят со стен и спят в сафьянах книг,
Глядят со стен и спят в сафьянах книг.
Их дух, их мысль, их ритм, их крик...
Я верен им, я верен им.
Их дух, их мысль, их ритм, их крик...
Я верен им, я верен им.

- Из Сафо (7-й век до н.э.) перевод В. Вересаева
Богу равным кажется мне, по счастью,
Человек, который так близко-близко,
Пред тобой сидит. Твой, звучащий нежно,
Слушает голос и прелестный смех.
У меня при этом,
Перестало сразу бы сердце биться.
Лишь тебя увижу, уж я не в силах
Вымолвить слово, вымолвить слово.
Но немеет подчас язык,
Под кожей быстро легкий жар пробегает,
Смотрят, ничего не видя глаза,
В ушах же - звон непрерывный...
Потом жарким я обливаюсь,
Дрожью члены все охвачены,
Зеленее становлюсь травы,
И вот-вот, как будто, с жизнью прощусь я.
Потом жарким я обливаюсь,
Дрожью члены все охвачены,
Зеленее становлюсь травы,
И вот-вот, как будто, с жизнью прощусь я.
Богу равным кажется мне, по счастью,
Человек, который так близко-близко,
Пред тобой сидит. Твой, звучащий нежно,
Слушает голос, слушает голос,
И прелестный смех.

- Из вагантов (11-13 век)перевод Л.Гинзбурга
По французской стороне,
На чужой планете
Предстоит учиться мне
В университете.
До чего тоскую я -
Не сказать словами.
Плачте милые друзья
Горькими слезами.
На прощание пожмем
Мы друг-другу руки
И покинет отчий дом
Мученик науки.
Вот стою, держу весло,
Через миг отчалю.
Сердце бедное свело
Скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
Голубая лента.
Вспоминайте иногда
Вашего студента
Много зим и много лет
Прожили мы вместе,
Сохранив святой обет
Верности и чести.
Ну, так будьте же, всегда
Живы и здоровы !
Верю, день придет, когда
Свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу,
Если на чужбине
Я, случайно, не помру
От своей латыни.
Если не сведут с ума
Римляне и греки,
Сочинившие тома
Для библиотеки.
Если те профессора,
Что студентов учат,
Горемыку школяра
Насмерть не замучат,
Если насмерть не упьюсь
На хмельной пирушке,
Обязательно вернусь
К вам, друзья, подружки !
Вот стою, держу весло,
Через миг отчалю.
Сердце бедное свело
Скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
Голубая лента.
Вспоминайте иногда
Вашего студента.

- Приглашение к путешествию Ш. Бодлер, перевод И. Озеровой
Дитя, сестра моя,
Уедем в те края,
Где мы с тобой не разлучаться сможем.
Где для любви - века,
Где даже смерть легка,
В краю желанном, на тебя похожем.
И солнца влажный луч
Среди ненастных туч
Усталого ума легко коснется.
Твоих неверных глаз
Таинственный приказ.
В соленой пелене два черных солнца
И мы войдем вдвоем в высокий древний дом,
Где временем уют отполирован,
Где аромат цветов - изысканным вином.
Где смутной амброй воздух околдован.
Под тонким льдом стекла бездонны зеркала.
Восточный блеск играет каждой гранью.
Все говорит, в тиши, на языке души,
Единственном, достойном пониманья.
В каналах корабли
В дремотный дрейф легли.
Бродячий нрав их голубого цвета.
Сюда пригнал их бриз,
Исполнив твой каприз.
Они пришли с другого края света.
А солнечный закат,
Соткал полям наряд,
Одел каналы, улицы и зданья.
И блеском золотым весь город одержим,
В неистовом, предсумрачном сиянье...
Дитя, сестра моя,
Уедем в те края,
Где мы с тобой не разлучаться сможем.
Где для любви - века,
Где даже смерть легка,
В краю желанном, на тебя похожем.

- Доброй ночи Перси Биши Шелли
Good-night Percy Bysshe Shelley (1792-1822)
Good-night? ah! no; the hour is ill
Which severs those it should unite;
Let us remain together still,
Then it will be good night.
How can I call the lone night good,
Though thy sweet wishes wing its flight?
Be it not said, thought, understood -
Then it will be - good night.
To hearts which near each other move
From evening close to morning light,
The night is good; because, my love,
They never say good-night.

- По волне моей памяти Н.Гильен, перевод И.Тыняновой
Когда это было, когда это было,
Во сне ? Наяву ?
Во сне, наяву, по волне моей памяти
Я поплыву.
Золотая, как солнце, кожа, тоненькие каблучки,
Узел волос из шелка, складки платья легки,
Мулатка, просто прохожая, как мы теперь далеки.
Подумал я вслед : "Травиночка,
Ветер над бездной ревет.
Сахарная тростиночка,
Кто тебя в бездну столкнет ?
Чей серп на тебя нацелится,
Срежет росток ?
На какой плантации мельница
Сотрет тебя в порошок ?"
А время бежало,
Бежало с тех пор, счет теряя годам.
Бежало, бежало,
Меня все кидало, и здесь я, и там.
Ничего никогда не узнал я, и не у кого спросить.
Ничего не прочел в газетах, да и что они могут сообщить ?
Про ту, с золотистой кожей, на тоненьких каблучках.
С волосами из черного шелка,
С улыбкой на детских губах,
Про мулатку, просто прохожую,
Просто прохожую.
Что плывет по волнам,
По волнам моей памяти,
Исчезая в этих волнах, исчезая в этих волнах.
Когда это было, когда это было,
Во сне ? Наяву ?
Во сне, наяву, по волне моей памяти
Я поплыву.

- Сентиментальная прогулка Поль Верлен
перевод с французского А.Эфрона
Promenade sentimentale Paul Verlaine (1844-1896)
Струил закат последний свой багрянец,
Еще белел кувшинок грустных глянец,
Качавшихся меж лезвий тростника,
Под колыбельный лепет ветерка.
Я шел, печаль свою сопровождая,
Над озером, средь ив плакучих тая,
Вставал туман, как призрак самого отчаянья.
И жалобой его казались диких уток пересвисты,
Друг друга звавших над травой росистой.
Так, между ив я шел, свою печаль сопровождая,
Сумрака вуаль последний затуманила багрянец
Заката и укрыла бледный глянец
Кувшинок в обрамленье тростника,
Качавшихся под лепет ветерка.
Moi, j'errais tout seul, promenant ma plaie
Au long de l'etang, parmi la saulaie, parmi la saulaie
promenant ma plaie
Я шел, печаль свою сопровождая.
Над озером, средь ив плакучих тая,
Вставал туман...
- Сердце, мое сердце Иоганн Вольфганг фон Гете
- Neue Liebe, neues Leben Johann Wolfgang von Goethe (1749-1832)
перевод с немецкого В.Левика
Сердце, сердце, что случилось?
Что смутило жизнь твою?
Жизнью новой ты забилось,
Я тебя не узнаю.
Все прошло, чем ты пылало,
Что любило и желало,
Весь покой, любовь к труду,
Как попало ты в беду?
Herz, mein Herz, was soll das geben?
Was bedranget dich so sehr?
Ах, спасите! Ах, спасите!
Я сегодня сам не свой.
На чудесной, тонкой нити
Я пляшу, едва живой.
Жить в плену, в волшебной клетке,
Быть под башмаком кокетки!
Как позор такой снести?
Ах, пусти, любовь, пусти!
Herz, mein Herz, was soll das geben?
Was bedranget dich so sehr?
Сердце, сердце! Ах, что случилось?
Как попало ты в беду?
Herz, mein Herz, was soll das geben?
Was bedranget dich so sehr?

- Смятение А. Ахматова
Было душно от жгучего света,
А взгляды его, как лучи.
Я только вздрогнула: "Этот, этот,
Может меня приручить !"
Наклонился он. Что-то скажет !
От лица отхлынула кровь.
Пусть камнем надгробным ляжет,
На жизни моей, любовь !
Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полу-ласково, полу-лениво,
Поцелуем руки коснулся.
Поцелуем руки коснулся.
И, загадочных, древних ликов,
На меня поглядели очи.
Десять лет замираний и крика,
Все мои бессонные ночи,
Я вложила в тихое слово,
В тихое слово, тихое слово.
И сказала его напрасно !
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто, и ясно.
Не любишь ! Не хочешь смотреть !
О, как ты красив, проклятый !
А я не могу взлететь,
Не могу взлететь, не могу !
А с детства, была крылатой !
А с детства, была крылатой.
А с детства, была крылатой...

- Посвящение в альбом
А.Мицкевич, перевод С.Кирсанова
( вначале поется на польском языке)
Minęły chwile szczęśliwsze, niestety!
Kiedy na błoniach był kwiatów dostatek,
Kiedy mi było łatwiej o bukiety
Niżeli teraz o kwiatek.
Ryknęły burze, ciągle leja słoty,
Trudno wynaleźć na ojczystej błoni,
Trudno wynaleźć, gdzie kwiat błyskał złoty,
Listka dla przyjaznej dłoni.
Co wynalazłem, niech tobie poświęcę,
Przyjmij go wdzięcznie, chociażby z tej miary,
Iż był ten listek w przyjacielskiej ręce,
Że to ostatnie są dary.
Дни миновали счастливые, нет их.
Было цветов, сколько сердце захочет.
Легче нарвать было сотни букетов,
Нежели ныне цветочек.
Ветер завыл, и дожди заструились,
Трудно найти средь родимого луга,
Трудно найти, где цветы золотились
Листик любимого друга.
Будь, же, доволен осенним листочком,
В дружеской был он руке, хоть не ярок,
Будь ему рад, наконец, и за то что
Это последний подарок!
Будь, же, доволен осенним листочком,
В дружеской был он руке, хоть не ярок,
Будь ему рад, наконец, и за то что
Это последний подарок!