Любимая поэзия 

Классно

Сливка. какие....теплые стихи. Спасибо.

А это тебе.

Чуть полежать, не открывая глаз,
Не выходя из сна и сновиденья…
Веди-веди свой призрачный рассказ,
Короткое забытое мгновенье.
Что чудится на донышке пустом?
Не дотянусь, не разгляжу, но всё же…
Вот человек… калитка… старый дом,
И — счастье, ощущаемое кожей...

Галина Кудрявская

даналя писал(а) :

Что чудится на донышке пустом?
Не дотянусь, не разгляжу, но всё же…

Спасибо. Я как будто у мамы дома стала на минуту.

Продолжаю медленно штудировать Полозкову.
Она теперь кажется мне разной, но такой одинаковой...


А воздух его парфюма, пота и табака
да старой заварки – стал нестерпимо вкусным.
вдохнуть бы побольше, стать турбонаддувным.
Ты просишь:
- Можно я поживу у него пока?
Надеясь:
- Можно я поживу с ним?
Глотая:
- Можно я поживу в нем?..

Хвалю тебя, говорит, родная, за быстрый ум и веселый нрав.
За то, что ни разу не помянула, где был неправ.
За то, что все люди груз, а ты антиграв.
Что Бог живет в тебе, и пускай пребывает здрав.

Хвалю, говорит, что не прибегаешь к бабьему шантажу,
За то, что поддержишь все, что ни предложу,
Что вся словно по заказу, по чертежу,
И даже сейчас не ревешь белугой, что ухожу.

К такой, знаешь, тете, всё лохмы белые по плечам.
К ее, стало быть, пельменям да куличам.
Ворчит, ага, придирается к мелочам,
Ну хоть не кропает стишки дурацкие по ночам.

Я, говорит, устал до тебя расти из последних жил.
Ты чемодан с деньгами – и страшно рад, и не заслужил.
Вроде твое, а все хочешь зарыть, закутать, запрятать в мох.
Такое бывает счастье, что знай ищи, где же тут подвох.

А то ведь ушла бы первой, а я б не выдержал, если так.
Уж лучше ты будешь светлый образ, а я .удак.
Таких же ведь нету, твой механизм мне непостижим.
А пока, говорит, еще по одной покурим
И так тихонечко полежим.

Вчера познакомили с чудесным переводом Шекспира - как это увидел Маршак.

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой алой или белой
Нельзя сравнить оттенок этих щек,
А тело пахнет так, как пахнет тело,
А не фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,
Но милая ступает по земле.

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

Когда про Шекспира думаю, всё время этот стишок вспоминаю (наверняка выкладывала):

   Я в этот день с трудом купил билет.
   Играли вновь «Ромео и Джульетту» –
   Четыре сотни лет знакомый свету,
   Волнующий классический сюжет.

   Во мраке склепа тусклый свет струился.
   Обманутый коварною судьбой,
   Ромео над возлюбленной склонился.
   Смерть у любви выигрывала бой…

   – Любуйтесь ею пред концом, глаза!
   В последний раз ее обвейте, руки!
   А зритель разделял и боль и муки,
   И взор ему туманила слеза.

   Трагический финал не за горами…
   У многих уж платки мокры от слез,
   Ребенок в зале жался ближе к маме,
   Когда Ромео яд к губам поднес.

   – Пью за тебя, любовь моя!.. И вдруг…
   – Не пей! – раздался детский крик из зала.
   Ромео вздрогнул, скляночка упала
   И покатилась, выскользнув из рук.

   И вот, в момент развязки этой драмы
   Ребенок, мальчик лет пяти-шести,
   Вбежал на сцену, вырвавшись у мамы,
   И что есть сил Джульетту стал трясти.

   – Жива она! Жива она! Жива!
   Вставай! Вставай, пожалуйста, Джульетта!
   Ромео, с изумленьем видя это,
   Сейчас же позабыл свои слова.

   Все ахнули: «Возможно ли? О, Боже!»
   Джульетта шевельнулась, ожила,
   И, приподнявшись с каменного ложа,
   Ребенка и Ромео обняла.

   Казалось, от оваций дрогнул мир,
   Ну, кто бы мог подумать про такое!
   И долго зал рукоплескал им стоя,
   И, может быть, им хлопал сам Шекспир.

(с)


   

Познакомилась сегодня в поисках текстовок бардовских песен:

Аркадий Дубинчик


Под "Клинское" леща за гаражами лущи,
Таранку из продмага тарань.
Раздавшаяся Герда лихо варит борщи,
Прилежно поливает герань.
Она прошла босая по студёной земле
Назло ветрам, погромам, волкам
И заслужила право на счастье в семье
С тобою, очарованный Кай.

И пусть кому-то так просто сходить налево,
А после - даже вспоминать не с руки...
Но ведь была ж она - Снежная Королева,
Обещавшая весь мир и коньки,

Что не просила ничего, а только взгляда в упор,
А только веры, что уже - не согнись.
Осколок зеркала познанья - саднит до сих пор.
В глазу ли, в сердце ли - но где-то саднит.
Пуста, как космос, холодна, как лёд, была голова,
Любой ответ таился в той пустоте.
А льдинки - складывались в слово, а за словом - в слова,
Но, к сожаленью - всё не те и не те.

И вот опять за столом средь раскрасневшихся девок
Для "Рябины" он подтянет колки...
Но ведь была ж она - Снежная Королева,
Обещавшая весь мир и коньки.

Она уже не дрогнет наверняка -
Привыкшая писать между строк
Рука, не дотянувшаяся до клинка
В положенный сценарием срок.
И остаётся лишь только, вычисляя итог,
Вычёркивать из смет миражи
И вспоминать ночами белоснежный чертог,
Где "вечность" не сложилось сложить,

Да по утрам на базаре с первозданного древа
Плоды паковать в кульки...
Но ведь была ж она - Снежная Королева,
Обещавшая весь мир и коньки.
*********


Я свалился за борт твоего корабля,
Мне спасательный круг не метнули,
Только волны немного притихли, шаля,
Только рыбы поглубже нырнули.

А корабль ушёл, не вернётся назад,
Там свои у матросов заботы,
А я остался один, я плыву на закат,
Потому что не вижу восхода.

Ты сказала мне как-то: "Давай, выбирай",
Приглушивши рукою гитару –
"Или за борт в прекрасный, но сказочный рай,
Или на корабле - кочегаром."

Вот за дальней волной этот рай заблестел,
Только мне не доплыть в одиночку,
А под горой, где спаситель висел на кресте,
Тридцать рубликов клали на бочку.

Я свалился за борт твоего корабля,
Кочегарную братию предал,
Только с тех тридцати мне не взять ни рубля,
Да и не продаётся победа.
***********

Уж я растила её, растила,
Страшась безумно отцовских генов...
Но я - растила, а жизнь - растлила,
Особо этот - Кандинский хренов.
С его портретов - на сердце тяжко,
Какой-то просто парад уродов...
Отца не знала моя бедняжка,
Мы с ним расстались за год до родов.

Расстались мирно, почти не грубо -
Всего десяток плевков в хлебало...
Но на прощанье я гаду зубы
Любимой скалкой повышибала.
Пилили мебель, потом рыдали...
Вещички хочешь? А вот те хрен-то!
Он затерялся в столичных далях -
Ни валентинок, ни алиментов.

Прошло лет двадцать... А может – тридцать...
Недоедала – и всё ж взрастила!
И дочь – в столицу. На крановщицу.
Я порыдала, но отпустила.
А та столица – страшней застенка.
Читаю письма – ну как из зоны...
То партсобранье, то дискотека...
И всюду – бабы с голодным взором!

Их там, голодных – такая залежь...
Кого завидят – брачуют зараз...
Ну, наконец-то – сходила замуж.
Но неудачно – не прописалась.
Потом художник – а мне что, жалко?
Живи, коль любишь – хоть с логопедом...
Москвич. Прописка. Но – коммуналка.
Но – неплохая – с одним соседом.

Потом – размолвка. Проклятый тюбик.
В письме читаю – ушла к соседу.
Он, хоть и старый – да, видно, любит...
Ну я, понятно, собралась. Еду.
Едва допёрла со снедью сумки.
Звоню у двери – мол, здравствуй, Глаша.
Сосед выходит. Так этот *ука –
Не кто иной, как её папаша!

Что было дальше – покрыто мраком.
Позор злодеям, урок невестам...
Ну разве можно законным браком
Швыряться, словно простым инцестом?!
Ведь это ж – душу продать за тугрик!
А я её уж – потешу вдосталь!
Лишь помню – с полки схватила тюбик
И – от бедра всех! По-македонски!

Ну, в общем, ясно – усе помёрли –
Моя кровинка, и супостаты...
Сейчас вот челюсть себе на горле
Сомкну – и баста. Конец цитаты.

14 февраля 2008, Роквил

Сливка писала :
Аркадий Дубинчик

интересный он человек!

Амонлюза писал :
интересный он человек!

Читаю еще, оторваться не могу.

Не стращай меня грозной судьбой
И великою северной скукой.
Нынче праздник наш первый с тобой,
И зовут этот праздник — разлукой.
Ничего, что не встретим зарю,
Что луна не блуждала над нами,
Я сегодня тебя одарю
Небывалыми в мире дарами:
Отраженьем моим на воде
В час, как речке вечерней не спится.
Взглядом тем, что падучей звезде
Не помог в небеса возвратиться,
Эхом голоса, что изнемог,
А тогда был и свежий, и летний,—
Чтоб ты слышать без трепета мог
Воронья подмосковного сплетни,
Чтобы сырость октябрьского дня
Стала слаще, чем майская нега...
Вспоминай же, мой ангел, меня,
Вспоминай хоть до первого снега.

Анна Ахматова

Когда весна распустит крылья
И улетит дав лету путь
Взгляну в глаза твои святые
И воздухом наполню грудь.

понравилось. очень.

Мой ангел-хранитель – немного скептик,
Такой же, как я сама.
Насыпаны перья в тугой конвертик,
Откроешь – придет зима.
Он скажет насмешливо: "Нужен кальций,
Вот - крылья уже не те...”
Коснется губами замерзших пальцев,
И скроется в высоте.
Он знает, что я по нему скучаю
И снова придет чуть свет.
Заварит на кухне покрепче чаю,
Поправит упавший плед,
Присядет устало у изголовья
И тронет меня за нос.
“Не спишь?” Хитрый прищур сквозит любовью.
“Варенья тебе принес.
Ты знаешь, вчера вызывали к Богу,
Ругали тебя опять.
А я им сказал – не судите строго,
Ну что с нее, глупой, взять?
Вы дайте ей чуточку вдохновенья
И будет не до грехов
И Бог передал мне с собой варенья
Для лучших твоих стихов”.
Смеется лукаво. Совсем не верит
В чудесную эту чушь.
Холодной ладонью мой жар проверит,
Вздохнет, поплетется в душ.
Вернувшись растянется в старом кресле,
Допьет свой остывший чай,
И мой недочитанный томик Гессе
Заложит пером с плеча...
Маргарита Архипова

Эдуард Асадов — «Она вошла, совсем седая...»

Она вошла, совсем седая,
Устало села у огня,
И вдруг спросила «Я не знаю,
За что ты мучаешь меня.

Ведь я же молода, красива,
И жить хочу, хочу любить
А ты меня смеряешь силой
И избиваешь до крови.

Велишь молчать? И я молчу,
Велишь мне жить, любовь гоня?
Я больше не могу, устала.
За что ты мучаешь меня?

Ведь ты же любишь, любишь, любишь,
Любовью сердце занозя,
Нельзя судить, любовь не судят.
Нельзя. Оставь свои «нельзя».

Отбрось своих запретов кучу,
Хоть сейчас, хоть в шутку согреши:
Себя бессонницей не мучай, сходи с ума, стихи пиши.
Или в любви признайся, что ли,

А если чувство не в чести,
Ты отпусти меня на волю, не убивай, а отпусти».

И женщина, почти рыдая, седые пряди уроня, твердила:
«Я не знаю, за что ты мучаешь меня».

Он онемел.
В привычный сумрак вдруг эта буря ворвалась.

Врасплох, и некогда подумать
«Простите, я не знаю Вас. Не я надел на Вас оковы»

И вдруг спросил едва дыша: «Как Вас зовут?
Скажите, кто Вы?»
Она в ответ: «Твоя Душа».

Молодость и зрелость сели на скамейку…
Молодость сказала: «Ты как я сумей-ка…»
Зрелость отвечала: «Красота не вечна,
Научись делиться красотой сердечной…»

Молодость, с насмешкой: «Что в тебе такого?
Дом, семья, работа… Скучные оковы…»
Зрелость улыбалась, будто младшей дочке:
«Без оков семейных люди – одиночки…»

Молодость твердила: «Всё во мне прекрасно,
Молода, свободна, и красива, ясно?»
Зрелость отвечала: «Я тебя мудрее,
И с тобой, малышка, спорить не посмею…

Повзрослей, узнаешь, счастье не в свободе,
Не в ночных гуляньях, не в Парижской моде…»
Молодость смеялась: «Глупости всё это,
Раз не в этом счастье, значит счастья нету»

Зрелость отвечала: «Нет, оно бывает,
Если жить с любимым небо позволяет,
Если смех детишек слышится из дома…
Ты ещё со счастьем, крошка, незнакома…»

Молодость спросила: «Если правда это,
Что ж ночами плачешь и о чём секреты?»
«Я ночами плачу…», - зрелость говорила:
«Потому что раньше это не ценила…»
Ирина Самарина

туннель писал(а) : Молодость и зрелость сели на скамейку…

Великий Лермонтов

ЧАША ЖИЗНИ

Мы пьем из чаши бытия
С закрытыми очами,
Златые омочив края
Своими же слезами;

Когда же перед смертью с глаз
Завязка упадает,
И всё, что обольщало нас,
С завязкой исчезает;

Тогда мы видим, что пуста
Была златая чаша,
Что в ней напиток был — мечта,
И что она — не наша.