Чудская горка (Богочаново-2) - где точно находится?
Создана: 16 Мая 2012 Срд 20:26:42.
Раздел: "Религия, мистика, непознанное"
Сообщений в теме: 17, просмотров: 6522
-
Вопрос краеведам.
Находится под Знаменским, вблизи деревни Богочаново. Есть приметы - 0.2 км к северо-востоку от лагеря отдыха "Дружба". По карте там к северо-западу от Богочаново показано какое-то кладбище.
Кто-то знает ещё какие-то приметы?
Хочу поехать и посмотреть, но с такими данными можно пару недель ходить кругами. -
Телефонный голос писал : а что там есть интересного, ежели не секрет?
теоретически, можно ж и местных поспрашивать.
Аборигены по пути попадаются редко. И любят прикалываться над городскими. Испытано на себе.
Чудская горка - остатки города древних угров. Достаточно известный археологический памятник союзного масштаба. Две тысячи лет. Просто хочется посмотреть в натуре. Описания у меня есть, даже со схемами, но раскопки проводились там в 50-е, с тех пор все ориентиры поменялись. -
Лисовин писал :
Чудская горка - остатки города древних угров. Достаточно известный археологический памятник союзного масштаба. Две тысячи лет. Просто хочется посмотреть в натуре. Описания у меня есть, даже со схемами, но раскопки проводились там в 50-е, с тех пор все ориентиры поменялись.
Покапатся хочешь????? -
Гора на гугле
Карта уверяла меня, что от пристани есть дорога в сторону Богочаново. На этом строился мой расчет – сперва точно определить место, с которого я завтра буду уезжать в половине одиннадцатого, а уж потом заняться увлекательным распутыванием грунтовок и троп, которые должны были (хотя бы в теории) привести меня к Чудской Горе.
Трип обещал быть увлекательным, потому что я пока был уверен только в двух фактах.
Первое – Чудская Гора находилась где-то в районе села Богочаново Знаменского района Омской области, по каковой причине обнаруженная во время раскопок археологическая культура получила название богочановской.
Второе – Чудская гора располагается вблизи какого-то дома отдыха «Дружба», двести метров на северо-восток.
И то, и другое могло быть не совсем верным, то есть завести меня в сторону от правильного пути, а в условиях цейтнота это могло иметь последствия в виде ночёвки где-то в лесу в гостеприимном обществе изголодавшихся комаров. Поиски Чудской Горы для меня имели не только познавательный. Но и насущный интерес: раз гора, то это место возвышенное, следовательно, обдуваемое, следовательно, относительно избавленное от комаров. Сим силлогизмом я надеялся справиться с природой.
Впрочем, пока комары не досаждали, их обязанности исполняли оводы и мухи. В таком окружении я прошлепал километра три до дебаркадера, убедился, что он на месте, полюбовался на работу парома и начал оглядываться в поисках дальнейшего пути. На севере располагалась миленькая горка – надпойменная терраса, по гребню которой высились крыши домов Солдатки. Асфальтированная (в лучшее время своей жизни) дорога вела туда.
Хмельной воздух свободы сыграл с профессором Плейшнером злую шутку, пардон, долго подмывал меня покинуть цивилизацию и пойти прямо по пойме вдоль русла на север. Чудская Гора по топографическим описаниям выходила как раз на пойму – зная её, так сказать в лицо, я бы так и сделал, изрядно сократив путь – и заодно получив бонус в виде переправ через топи, сквозь заросли и прочее, что вполне бы удовлетворило мою страсть к приключениям. Благоразумие победило тягу к мазохизму, тем более, что встреченный паренек дал чёткие указания – идти по дороге, подняться на гору, пройти кладбище и далее выйти на «дорогу» к Богочаново. Я не уточнил, что мой чичероне подразумевает под дорогой, и доверчиво продолжал идти по асфальту, пока не узрел впереди телевышку над Знаменским. Пришлось возвращаться.
дорога вдоль Ныра
Дорога на Богочаново оказалась колеёй в траве. По карте эта дорога (?) должна была упереться в берег подковообразного озера Ныр, после чего обогнуть подкову в замкнутой части и привести к Богочаново на другой стороне подковы. В качестве дополнительной приметы можно ещё упомянуть свалки по обе стороны. Несмотря на это, дорога была на удивление оживленной, меня обгоняли машины, а навстречу шли уставшие рыбаки. Под их подбадривание: «Туточки недалече» я пересек поле и обнаружил впереди ленту из берез на обрыве над Ныром. Вниз уходил крутой обрыв к узкому длинному озеру. Рыбаки плотно обложили немногие съезды машинами и палатками. От воды доносились шлепанье весел и бубнение голосов. Ныр в определенном отношении пользовался популярностью.
Я обогнул закругление Ныра и вышел к Богочаново. Деревушка явно имела некогда бОльшие размеры и пару улиц, тянувшихся вдоль Ныра. Сейчас обитаемыми в ней казались полтора десятков домов в окружении заброшенных срубов и участков, заросших травой в рост человека. Сохранившиеся дома носили следы заботы: были ярко раскрашены, подновлены, смотрели на улицу бодро и уверенно. У крайнего домика я получил указания – идти прямо по дороге, а после лагеря Дружба поворачивать направо. Тут я начал успокаиваться - всё таки выбранный мой маршрут оказался правильным. Правда, было уже девять вечера и я начинал напоминать самому себе муравьишку из сказки Толстого – того самого, что спешил домой до захода солнца. Ну, вроде бы финишная прямая, последний рывок.
Полевая дорога торжественно превратилась в грунтовый профиль рыжего цвета. ..Не хотел бы я оказаться в этой глине в распутицу… Дорога и две линии электропередачи по бокам вывели меня к лагерю. Бывший пионерский лагерь выглядел как в годы моего октябрятско-пионерского детства: деревянные корпуса, удобства на улице – и всё за крепким забором. Его обитатели зажигали на дискотеке.
Я вышел к углу ограждения и принялся рассматривать скат террасы, по которому мне предстояло обогнуть лагерь. Какой-то мужик поинтересовался, куда это я на ночь глядя. Потом он подтвердил, что Чудская Гора рядом . Предложил провести по лагерю и попутно дал ценное указание, которому я, каюсь, не придал должного значения : «ну, там внизу, неприятный участок. Сам поймёшь».
От ограды лагеря вдоль Ныра шёл длинный узкий мыс, постепенно снижавшийся до прибрежного уровня. Еле заметная тропка вела по густому земляничнику, зарослям малины и шиповника. Я бодро бежал по траве, пока в самом низу спуска не ощутил под ногами чавканье. Я пытался рваться как лось в трясине, пока по колено не очутился в какой-то яме, заполненной водой. Откомментировав происшествие должным образом и выбравшись обратно, я понял, что джинсы мокры по колено, а заляпаны грязью – по пояс. Пришлось раздеться до трусов, переобуться в сланцы и в таком виде форсировать водную преграду. Местные комары обрадовались этому обстоятельству. В их облаке я прибился через рогоз, прочую болотную растительность в заросли кустарников, а оттуда – на луг. Горы перед собой не увидел. Она осталась правее – куда мне и надо было брать при переправе, чтобы не вымазаться как свинье. Так что я подобрался к Чудской горе чуть сбоку, со стороны склона и по инерции взлетел наверх.
Все, добрался. Это плюс.
Минус – полдесятого вечера, усталость, мокрая и грязная одежда, комары.
Поскольку обустройство ночлега и путь обратно не представляют интереса для широкой публики, то я упускаю эту часть и перехожу от затянувшегося предисловия непосредственно к рассказу о Чудской Горе, точнее – о своих личных впечатлениях. -
Схема Горы
Сперва о самом месте. Чудская гора – останец, то есть возвышенность на берегу Иртыша, остаток древнего крутого берега. В современном состоянии это длинная (метров двести-триста метров) и узкая (от десяти до тридцати метров) гряда, вытянутая примерно на северо-восток. Высота её от десяти до пятнадцати метров, склоны очень круты, от сорока пяти до шестидесяти градусов. Гора может считаться продолжением надпойменной террасы над Ныром, длинным мысом, выступающим далеко за пределы существующей возвышенности в сторону нынешнего русла Иртыша. Но пуповина между высоким берегом, на котором стоит лагерь «Дружба», и Горой давно размыта – между ними заболоченная низменность шириной метров пятьдесят и участки низкого берега с обеих сторон. С юга вплотную к Горе подступают воды Ныра – не чистой воды, а зарослей кувшинок. Я завяз по щиколотки и не смог подобраться к урезу. С остальных сторон Гору окружает низкая пойма Иртыша: луга, полосы кустарника, одиночные деревья.
В незапамятные времена Ныр был руслом Иртыша – или ответвлением от него. Иртыш в современном виде сформировался 12 тысяч лет назад, после отступления ледника и осушения Западносибирской равнины. Современные формы рельефа относятся к более позднему времени. Потом Иртыш покинул русло в Ныре и проточил более короткий путь, параллельный существующему. Во время прокладки нового русла Иртыш обтесал высокий берег с восточной и северной стороны до такой степени, что от него осталась только узкая гряда. Тогда же была размыта перемычка между материком, где стоит лагерь Дружба и Горой. Осталась гряда, возвышающаяся над поймой Иртыша, прикрытая со всех сторон топями и озером. В дальнейшем Иртыш буйствовал в пределах свой низкой левобережной поймы, сохраняя связь с Ныром через протоки. По карте от Горы до нынешнего русла километр с небольшим, с Горы Иртыш не видно - его заслоняют кроны деревьев.
Строение самой Горы достаточно интересно: она расчленена широкими ложбинами (промоинами?) на три части. Первая, считая от тропы – своего рода пандус, естественный подъем треугольной в плане формы. Пандус не достигает полной высоты Горы и обрывается на широкой ложбине. Далее идёт более возвышенный прямоугольный участок длиной метров тридцать и – снова после ложбины – начинается сама плоскость горы. Я не рискну предположить, являются ли ложбины естественными или искусственными, но они весьма уместны и придают Горе трехчастное строение со смыслом. Каким – другой вопрос….
Пандус совсем лишен деревьев, на следующей возвышенности деревья растут только на северном склоне – со стороны Иртыша, открывая прекрасный вид на излучину Ныра. А вот центральная часть заросла мощными березами. Недавно по Горе прошёл пал, прикорневые участки стволов обгорели, хотя деревья зеленеют, но чувствуется, что пожар подорвал их крепость. Несколько стволов рухнуло, часть стоит без листьев.
На самой Горе, центральной и самой возвышенной части, видны следы искусственных сооружений. По обеим сторонам рвы и оплывшие валы отсекают от Горы предполье шириной метров в десять-пятнадцать. Валы и рвы идут поперек вытянутой оси Горы. За валом со стороны пандуса видны ямы – следы раскопов землянок. Ямы разного размера и назначения попадаются часто, вдобавок по самому краю центральной части со стороны Ныра идет неглубокая траншея. Большинство ям давно заросло и оплыло. Чудскую Гору посещало несколько археологических экспедиций плюс неучтенное число черных археологов. Были ли последние здесь – не знаю, похоже, что в данном случае это просто страшилки. Сомневаюсь, что группа товарищей с лопатами и металлоискателями незамеченными обогнёт по периметру лагерь Дружба, в котором, кстати, полицейский пост, а потом беспрепятственно будет копаться на виду у нырской рыболовной братии. Зная деревенские нравы, я не сомневался, что проход даже скромного и тихого пешехода вроде меня, будет занесен в коллективную базу данных местных сплетен и я буду пребывать в ней до смерти последних носителей информации – еще четверть века минимум.
Я встретил несколько кострищ, свежих, не заросших, в трогательном окружении стеклотары. То ли рыбаки, то ли краеведы-экстремалы типа меня, хорошо подготовившиеся для расширения сознания в процессе общения с Хозяйкой Чудской Горы.
Передний ров и вал -
-
Когда здесь появились люди – никто не скажет с уверенностью.
Старейшая в Омской области палеолитическая стоянка Черноозерье расположена в паре сотен верст южнее – в нынешнем Саргатском районе. Её обитатели застали таяние ледника. Более ранних следов пребывания человека поблизости нет, что объясняется вовсе не тем, что человеку тут нечего было делать, а тем, поиск следов бродячих охотников за ледниковой фауной в безлюдной Сибири является занятием бесперспективным. К тому же лесная кислая почва уничтожает костные остатки, археологические памятники каменного века сохраняются только по берегам рек, в местах, свободных от леса и тайги.
Места вдоль Иртыша всегда привлекали к себе животных. По пойме шли миграции мамонтов, сайгаков и северных оленей, прочей аппетитно-копытной фауны; за стадами следили хищники, стаями и в индивидуальном порядке. В поток буйной жизни вписывались охотничьи отряды. Чудская Гора могла служить для них наблюдательным пунктом, с которого тогдашняя тундростепь обозревалась на десятки километров, благо в то время она могла быть выше и иметь бОльшие размеры. Сомнительно ожидать от Горы, чтобы она имела следы жилищ – люди предпочитали выбирать для землянок и яранг места в укрытии, в ложбинах, на южных склонах, мало-мальски защищённых от зимних ветров.
Потом великий ледник рухнул, тем самым открыв на север путь рекам и лесам. К сожаленью – и болотам, отчего фантастически богатые травой и животными тундростепи – как африканские саванны нашего времени - обратились в трясины, которые казались аборигенам обиталищем злых духов. Из топей исторгались тьмы и тьмы кровососов, они были пусты и необитаемы дичью, вдобавок непроходимы. Болота в Западной Сибири превратились в настоящие моря, простирающиеся на сотни километров. Поле жизнедеятельности человека сузилось в тайге до речных долин и приозерных низменностей, местностей с естественным дренажом, к которым тяготели копытные. Тогда же сибиряки освоили рыбный промысел, тем самым обеспечив себе гарантированный источник питания.
Урманная Сибирь пространна – но весьма ограничена в местах, где можно жить. Урманы и болота занимают её почти всю, но если оценивать их с точки зрения обеспечения существования человека они имеют такую ценность как каменистая или песчаная пустыня. Жизнь возможна только в долинах рек или вблизи озер, где воды дают рыбу, пойма кормит диких копытных или стада скота, в старицах живым облаком множатся перелетные птицы, а прилегающие леса дают всё необходимое для строительства и обогрева. Реки – естественные пути как летом – по воде, так и зимой – по льду. История урманной Сибири – это история речного населения.
При таком взгляде становится понятна значимость Чудской Горы для тех, кто стал осваивать новые ландшафты, шёл вместе с лесами на север и оседал в долинах Тобола. Ишима Иртыша и Оби, когда они успокаивались в своих руслах. Чудская Гора – кормилица кочевых охотников на мамонтов превращалась в крепость оседлых охотников и рыбаков. Пост-ледниковая эпоха пролегла в истории Сибири констрастной границей - сменилось население, изменились промыслы, начала складываться новая цивилизация северных лесов. Это и дом, у порога которого, в старице, рыба сама запрыгивает в челны рыбарей; это и естественная крепость, господствующая над Иртышом, устьем Оши, иртышской пойсой.
Если оторваться от Чудской Горы и взглянуть на происходившее тогда в масштабе двух континентов – Евразии, то она окажется в обширном ареале сложения общности людей, которых можно назвать уралькой расой (по антропологическим особенностям), финно-угорской языковой семьей (в лингвистическом отношении) и культурой оседлых охотников и рыболовов. Эта культура складывалась одновременно с формированием ландшафта северных лесов, она максимально адаптирована к освоению ресурсов лесов и рек. Эта общность занимала огромные просторы двух континентов – от Балтики на западе до восточных притоков Оби на востоке, от тундры вдоль Северного Ледовитого океана до Великой Степи на юге. Урал – хребет этой цивилизации, Восточно-европейская и Западно-сибирская равнины – две симметричные половины. В истории человечества эта общность может быть отмечена как одна из оказавшихся в экстремальных условиях в царстве лютой зимы. Этот массив родственных племен тысячелетия стоял непоколебимой цитаделью, обороняясь от вторжений и иноземных влияний, и только в последние полторы тысячи лет был размыт и раздроблен на отдельные последние оплоты и ассимилирован пришельцами. Впрочем, взаимодействие культур, коренной и пришлой, обычно приводило к тому, что пришельцы часто перенимали облик и образ жизни финно-угров.
Я не получил настоящего исторического образования, которое позволяло бы мне оперировать категориями археологических культур. Я недостаточно чётко ощущаю различия между ними, основываясь на формальных признаках. «Богочановцы» (следы которых отмечены на Горе) значит для меня не так много. Для меня это этапы развития одной традиции, основной характер которой не менялся тысячелетиями. Неизменными оставались основные источники жизни – оседлый образ жизни, строительство крепостей, комплексное хозяйствование на основании рыболовства и охоты, к которому потом прибавилось скотоводство и примитивное земледелие, шаманизм и родовые культы, освоение привозного металла, который обменивался на пушнину. Могли меняться племена – из за гибели в распрях или вымирания в результате голода или эпидемий, могли звучать новые наречия, появляться новые боги, стили украшения и виды оружия, но любая инновация обкатывалась в суровых условиях, и от неё оставалось только самое ценное, что обогощало следующую культуру.
В моём таком представлении Чудская Гора не могла не стать одним из ориентиров местной жизни – и оставаться такой тысячелетиями, кто бы ни пребывал подле неё.
Гора, овеянная легендами о старых временах, памятью о прежних поколениях предшественниках, пусть даже не связанных с рассказчиком узами родства. Пусть кочевые охотники ушли за стадами мамонтов и северных оленей, но их кострища были видны первым уграм, осваивавшим пост-ледниковый мир. Обрывки реальных знаний и фантазия превращала прежних людей в духов. Когда угры прочно обосновались в Прииртышье, первое их поколение превратилось в богов, осваивавших новый мир, наделявший именами, то есть вдыхавшими душу, в окрестные места и реки, боровшихся с древним злом и пролагавшим светлый путь потомкам. Следующие поколения приходили на Гору и спрашивали своих предков – как им жить по правде? Шаманы камлали, древние духи и молодые боги приходили отведать горячей жертвенной крови и вместе с душой шамана отправлялись в дальние мистические путешествия. .С Горы, возвышавшейся над окружающим простором, казалось, было достаточно сделать шаг – и вступить в дом бога-творца, чтобы дерзнуть спросить, что же делать им, неразумным тварям. Сюда приходили другие боги, чтобы наставить людей на истинный путь, наказать виновных или прельститься красавицей из земнорожденных.
Гора оставалась незыблемой в хаосе ежегодных разливов, когда Иртыш вспухал массой холодной воды и растекался на десятки километров, затапливая низменности, покрывая леса, круша льдинами береговые утесы. Словно возвращались времена творения мира, когда воды первичного океана покрывали весь мир и отважная гагара (или утка) ныряла за комочком земли со дна, чтобы вложить в ладонь бога - творца зародыш будущей земной тверди. Гора оставалась незатопленной, как первая земля и, по мере отступления половодья, словно творила вокруг себя землю. Каждый год повторялась великая мистерия природы – как завет между богами и людьми, что жизнь никогда не прервется.
Гора как твердь мистическая была твердыней в другом измерении – в мире людей. Она действительно была практически неприступна при наличии гарнизона, готового обороняться. Сюда, под защиту рукотворных валов и естественных стен, уходили местные жители, а навстречу врагам спускались богатыри, разряженные так, словно они шли на праздник. Битва была для них празднеством, они лили кровь как густую хмельную медовуху, упиваясь до смерти сами и угощая врагов каленым горячим железом – тоже до смерти. Отсюда уходили в далёкие набеги, к далёким морям и горам, буйные богатыри, которым хотелось, чтобы на ось Горы был надет весь окружающий мир, чтобы вся земля крутилась вокруг неё. Они привозили из набегов золотоблещущую добычу и чернооких красавиц, взятых на меч – в знак того, что дальние земли склонились перед Горой.
Гора как последний оплот, как сосредоточие материальной силы царила над окружающими поселками. Она могла восприниматься как мистическая жена владык Прииртышья, гордых угорских князей, которые обручались с символом власти и клялись в этом своей кровью – они и проливали её в боях за родную землю. Лоно Горы впитывало кровь героев, чтобы через их жен явить в мир новое поколение князей и богатырей.
Могли меняться племена – но такое восприятие Чудской Горы тянулось тысячелетиями, столько времени, сколько стоял древний угорский мир по Иртышу.
Для современного человека отношение человека традиционной культуры к своей земле, к особо отмечаемым деталям пейзажа, кажется странным и примитивным. Нам непонятна неразрывная связь человека со своей землей.
Я не могу назвать какой-то почитаемый ныне памятник или артефакт, который бы по своему влиянию мог хотя бы приблизиться к восприятию Горы у почитавших её угров. В нашем дифференцированном и ранжированном мире есть великие полотна, архитектурные творения, исторические персонажи, поля сражений, почитаемые книги, религиозные святыни, родные кресты на погостах – но нет ничего, чтобы объединяло в себе всё вместе. Есть слова «Родина», «Россия», которые соединяют в себе это всё – но это только слово, хотя бы и значимое. Древние были неизмеримо богаче нас – они видели свою Родину воочию, могли коснуться её. Гряда на берегу Иртыша в их настоящем видЕнии облекалась во множество смысловых слоев. В какой-то момент на передний план выступала сакральность Горы, потом её могла сменить историческая память – и тут же вступали в свои права личные воспоминания, связанные, например, с посвящением в воины. Гора была всем – святилищем, крепостью. Жилищем, Матерью, ступенью в Небо, местом в боевом строю, эпизодом космогонического мифа. Всё сразу - и раздельно.
Гора была живой, она была не «чем», а «кем», имела свой характер, не обязательно добрый и расположенный к людям. Гора имела волю, которая проявлялась во множестве случаев, и человек, вступая в отношение с мыслящим ландшафтом, искал не законы, управляющие им, а выстраивал диалог с высшими силами: он мог просить, требовать, склоняться, дерзать бросать вызов. И Гора отвечала на призыв того, кто говорил с нею – точно так же она молчит с нами, которым не приходит в голову обратиться к ней.
Там, где мы видим какие-то урочища, горы, берега, отмеченные в людской памяти, считая их обычными топографическими пунктами, только чем-то отложившиеся в памяти народа – на самом деле скрыт целый мир: история. Мифология, личные воспоминания. Современному человеку это в корне чуждо, его сознание сосредоточено на себе самом и, в лучшем случае простирается на несколько поколений вглубь истории рода. Он может любить свою малую родину, почитать Родину большую, готов даже умереть за этот комплекс представлений – но такая память обрезана и лишена многих черт. Человек традиционной культуры связан не только со своей семьей, своим домом и предками – его соседи, предшественники и потомки - весь окружающий его мир, реки и звери, урочища и облака. Вне этого мира он не мыслит себя, как человек современный не может представить себя совершенно одного, лишенного родичей, друзей, дома, средств существования и смысла жизни.
Я пытаюсь весьма поверхностно и неточно объяснить то, чем была Гора для древних угров. Можно написать так – смыслом их жизни. Неточно, но всеобъемлюще.
Вернемся снова к истории. Угорский мир существовал долго, но не в изоляции. Ишимо-Иртышское междуречье степным клином вонзается в массив лесов Западной Сибири. Исторически волны степняков пробивались в зону расселения лесовиков по левобережью Иртыша. Район Тары, Знаменского – это зона контакта прииртышской цивилизации угров и культур Великой Степи. Сюда доходили сибирские скифы и сарматы, чье самоназвание мы не знаем и вынуждены пользоваться именами их европейских родичей. На Горе нет следов пребывания степняков – что дополнительно подчеркивает сакральность Горы, чью чистоту не могло касаться ни одно чужеземное влияние.
Потом наступила эпоха тюркской экспансии. Полторы тысячи лет назад из Алтая волна за волной шли новые племена, поклонявшиеся Тенгри – синему небу и Матери – бурой земле. Угры отчаянно бились на своих лесостепных рубежах, на берегах родных рек – Оми, Тары: там, на естественных преградах они задержались дольше. А на левобережье тюрки зашли гораздо севернее. Гора оказалась далеко в тылу их продвижения. Вряд ли все угры были перебиты и бежали в урманы, многие из них остались и в смешении с пришельцами положили начало сибирским татарам.
Их следы сохранились на Горе – несколько землянок, утварь. Для них Гора была просто удобным местом обитания. Старые боги покинули земной предел.
Русских Чудская Гора не интересовала. Первая волна завоевателей установила контроль над реками, единственными путями в Сибири, и основала опорные точки в местах сбора ясака. Чудская Гора располагалась слишком далеко от Иртыша, а местные татары были достаточно лояльны, чтобы вбивать острог среди их юртовий. Разведчики не прошли мимо Горы, в русских преданиях сохранились сведения о сказочных обитателях этих мест – они были приняты следующим поколением русских. В топонимике осталась Чудская Гора, а ближайшее селение получило название Богочаново, отмечающее сакральность места слогом «бог». Поселенцам-крестьянам приглянулась не сама Гора, а её окрестности – пойма для выпаса скота, старица для ловли рыбы, близость к Иртышу – главной транспортной артерии. Всё это было неплохим подспорьем для тех, кто вырубал тайгу под свои наделы и осваивался в непривычной обстановке. -
Лебединая семья на Ныре
Лично мне Гора показалась хмурой и неприветливой – возможно, в этом стоит винить поздний час моего прибытия и хмарь, окутавшую окрестности. В тот вечер я не подозревал, что до Знаменского докатилась гарь от горящей тюменщины и что яркий солнечный день в Муромцево сменится завтрашним, мглистым и серым. Гарь я счел сумерками, только удивлялся, отчего солнце выглядело мутным кроваво-красным пятном.
Под деревьями лежали густые тени, пожалуй, впервые среди белоствольных берез я ощутил сгустившийся мрак.Я обошел плоскость Горы, посетовал, что больше нет времени и отправился спать на открытое место. Там Гора оставила меня в покое и я смог спокойно полюбоваться лебединой семьей на Ныре.
Утром., когда я уже собирался уйти и бросил случайный взгляд через плечо, я заметил косулю. Оленек мелькнул между деревьями и исчез на северном скате. Что ж, будем считать, что это Хозяйка Горы приобрела зримый облик и вышла понаблюдать за тем, кто нарушил её покой. Гора так и осталась для меня загадкой. Что ж, будем считать, что есть повод вернуться.
Любопытно порассуждать о будущем Чудской Горы.
Моему настроению одинокого бродяги, конечно, больше бы отвечало нынешнее состояние Горы, полу-заброшенное и полу-потаёенноее, дорога к которой проходит через преграды и тем отсеивает праздношатающуюся публику (для меня дорога была комфортной, но, догадываюсь, мазохистов у нас не так много). Мне бы хотелось иногда навещать Гору, ночевать в одиночестве, видеть знакомую лебединую пару с очередным выводком, и, сидя в дыму, перемешанном в пропорции один к одному с комарами., фантазировать о судьбе таёжного православия, буде оно имело бы место. Такие мысли приходят только в одиночестве и после настоящего пути, от которого ноют ноги и крутит поясницу.
Вообще-то мне неизвестен другой такой памятник в области, относительно которого с уверенностью можно было сказать, что он обжит минимум более двух тысяч лет, что он пережил смену нескольких культур и что он представляет собой живописнейшую деталь ландшафта. Деталь очень редкую на равнине – настоящий холм, господствующий над иртышской поймой. Вдобавок – в радиусе десяти километров от районного центра, с дорогой (хм, назовем ЭТО так), обеспечивающей подъезд за полкилометра до цели. Правда, от цивилизации в виде Омска до Знаменского четыре с половиной часа езды на маршрутке. Но, право слово, в Сибири же живём, а не в лиллипутских Европах, пора привыкнуть к тому, что даже к тёще на блины приходится ездить за полтыщи вёрст. Так что Чудскую Гору вполне можно сделать частью омского мифа, в который уже на тех же правах вошли мифы о белой Столице, об Асгарде Ирийском и о Пупе земли – Окунево. Не так трудно выполнить минимальное обустройство и организовать обязательное посещение Горы учащимися средней школы – для многих из них выезд из Омска станет откровением.
В США процветает туриндустрия маундов, древних курганов и ритуальных насыпей, возведенных тысячелетие назад. Несколько археологических культур американского лесного востока оставили после себя многие тысячи насыпей, от крохотных, прикрывающих тело человека, до тех, что соперничают с египетскими пирамидами; от простейших, круглых, до целых фигурных композиций в сотни метров длиной. От той удивительной эпохи остались также руины селений и городов, а стольный город Канокхья превосходил по количеству жителей тогдашний Лондон. Эти маунды – предмет национальной гордости, причем не современных индейцев даже, а всей мультикультурной нации. Индейцев понять можно – они такие же пришельцы, их предки столетия назад явились на обезлюдевшие земли и считали огромные насыпи деянием духов или богов. У них другая история и другие предметы гордости – поля сражений, на которых героически умирали последние свободные, сильные и красивые люди. А прагматичные янки приватизировали историю, вставили безгласные археологические культуры в контекст собственного государственного мифа, чем удревнили историю пришельцев из-за океана на пару тысячелетий - и под это дело стали считать себя коренными. Неизвестно, что появилось раньше – желание получить прибыль из организации туризма по маундам или государственная идеология, которая требовала от добропорядочного гражданина ознакомления с памятниками новоявленных предков, назначенных таким образом. Это спор из серии, что было раньше – курица или яйцо. У янки одно подразумевает другое. Но маунды действительно воспитывают патриотизм по-американски. Мы можем ехидничать над ним - у россиянцев нет даже такого. Какой-нибудь ньюйоркец вправе считать огромный Змеиный маунд деянием своих как-бы предков, хотя на самом деле высшим достижением его настоящих предком из бердичесвкого кагала было разве что строительство пары шинков на Полтавщине. Американский миф даёт такую возможность – если она возвышает человека, то почему бы и нет?
Так что, пойти по пути Большого Брата из-за океана? -
Читаю рассказ и ощущение, что это все происходит на краю вселенной далеко от нашего города, а на самом деле просто протяни руку и почувствуй древнюю историю. Оказывается удивительное всегда ближе чем мы думаем.
Спасибо за то что нашли время поделитья своим путешествием. -
-
Я видел следы колес у самой горы со стороны Иртыша, значит партизанские тропы есть. Но откуда они начинаются....
Пойма кажется необжитой, трава стоит по пояс и не тронута. Слышал, что это место заповедное, хозяйственная деятельность запрещена.