Про любовь, месть и чебуреки 

Дело было на турецком курорте. Отель, до отказа забитый руссо туристо – со всеми вытекающими. Жизнь по схеме «пляж – ресторан – анимация – бухалово у бассейна». Муж выпил лишнего, жена пораньше вернулась с лодочной прогулки и застала в номере бабу. Остроты добавил статус гостьи: волоокая девица оказалась проституткой. Моментально оценив ситуацию, Света не стала тратить время на расспросы и возмущенные крики. Тем более, что муж Юрик, до сих пор ни в чем подобном не замеченный, был настолько пьян, что сам не помнил, как оказался в постели с пятидесятидолларовой жрицей коммерческой любви.

Стук закрывающейся за проституткой двери сработал как ядерная кнопка: Светлана молниеносно собрала вещи, вызвала такси и умчалась в аэропорт. Дотла выпотрошив семейную кредитку, купила билет в бизнес-класс на ближайший рейс и улетела в Москву.

Ломануться за ней с целью вымолить прощение Юрик не мог – денег у него осталось на пару пачек сигарет. Поэтому он ежился в отеле, испуганный и омерзительно трезвый. Каждый час звонил в Москву, слушал длинные гудки и с ужасом представлял, как вернется в разоренное семейное гнездо.

- Я перед отъездом ремонт в ванной закончил. Полку повесил – зеркальную. Как она хотела, – уныло повествовал Юрик, сидя у бассейна и сжимая в потной ладони раскаленный мобильник. Те из соотечественников, кто был еще в сознании, сочувственно кивали. – Она там так красиво свои банки-склянки расставила… А теперь, небось, все собрала и уехала…[next]

Иллюзий по поводу Светкиного отношения к произошедшему он не питал.

Через сутки в отеле не осталось никого, кто не знал бы душераздирающую историю «русского идиота» - так обозвала Юрика неоднозначная пара британцев, бескомпромиссным пьянством доказавшая свое право находиться в русском анклаве. Эти двое уничтожали спиртосодержащие жидкости так сосредоточенно и упорно, словно готовились представлять Британию на чемпионате мира по скоростному разрушению печени. В русские разборки англичане не лезли, но, услышав горестные стенания Юрика, сочли уместным поинтересоваться, ху, собственно, этот пур гай, и чего он хочет. В корявом изложении школьной учительницы английского из Тагила история выглядела как сводка с фронта – скупо и трагично. Британцы подумали и вывели несложную формулу: Светлана – вери бьютифул вуман, Юрик – абсолютли идиот.

- Они надеются, что при разводе жена отберет у тебя все, включая здоровые органы, - перевела учительница.

«Пи*арасы, - тоскливо подумал Юрик. – Правильно отец советовал в Абхазию ехать».

В отличие от безжалостных британцев, соотечественники демонстрировали настоящую мужскую солидарность. Русские женщины были не так лояльны, как их мужья, однако выражали недоумение по поводу того, что Светлана позволила проститутке уйти с поруганного супружеского ложа, сохранив оба глаза и целые конечности. Поведение Светланы было признано "странным, если не сказать хуже".

- Я бы этой суке малолетней все патлы повырывала, - непедагогично возмущалась тагильская учительница. И перевела для британцев: - Тир ол зе хайр.

- Она проститутка, - пожали плечами британцы. – Она просто делала свою работу. За что ее бить?

- Это коллаборационизм - заклеймил и британцев, и Светлану прокурорский работник из Москвы.

Длинное слово и столкновение менталитетов породили бурную полемику, которая продолжалась до позднего вечера. Юрик в дебатах не участвовал, от спиртного отказывался и мучительно колотился мозгом о железную дверь собственной памяти. Вызвал он проститутку по телефону или подцепил на пляже, как попал в номер, что делал, и главное, зачем – все осталось там, за этой чертовой дверью.

На третий день после отъезда Светы британцы начали выражать осторожное недоумение по поводу Юрикова бездействия.

- Возможно, жена идиота попала в беду, - втолковывали они тагильской учительнице. – Если бы я исчез на три дня, моя жена уже позвонила бы в полицию.

- Его жена позвонит в полицию, - обалдело перевела учительница. Разочарование от того, что перед ней не романтическая гомосексуальная пара, а обыкновенные собутыльники, заставило ее добавить от себя: - Пьянь и рвань, а туда же, в полицию…

Узнав, что какая-то неведомая иностранка собирается заявить на него ментам, Юрик опрокинулся в кому. И не сразу понял, что из телефона вместо привычных длинных гудков несется звонкое «Алло, вас не слышно, перезвоните, пожалуйста».

- Светик, - просипел он, опомнившись. – Ты где, Светик?

- Дома, - абсолютно спокойно ответила жена. – На диване.

- А я? – растерялся Юрик, имея в виду свою дальнейшую судьбу.

- А ты в Турции, - напомнила Светлана. – Вернешься через три дня. И раз уж ты позвонил… придется тебе из аэропорта взять такси. Честно говоря, я не в состоянии вести машину.

Воображение Юрика немедленно нарисовало страшную картину: диван содрогается от рыданий жены, по ковру катаются пустые бутылки из-под водки, мелкие таблетки феназепама высыпаются из светиной холодеющей руки. Чувство вины размером с гиппопотама придавило Юрика к шезлонгу.

- Ты меня простишь? – безнадежно спросил он.

- Ммммм, - ответила жена.

- Ты меня ждешь?

- Жду, Юрик, - вздохнула Светлана. – И жду, и даже где-то скучаю.

Это туманное «где-то скучаю» превратило Юрика в горного козла, заплутавшего на конопляном поле. Последние три дня он посвятил эйфорическому пьянству и буйным авто-поздравлениям с тем, что жена его, идиота, все-таки любит. Во всяком случае, не бросит.

- Все вам, гадам, с рук сходит, - злобно сказала тагильская учительница, чей муж днем раньше свалился в детский бассейн, сломал руку и теперь усердно компенсировал нанесенный здоровью вред, вливая в себя литры халявного гостиничного бухла.

- Мужичок – не соломки пучок, - философски заметила ее пожилая землячка. – За свое надо держаться.

Британцы, которых немедленно ввели в курс дела, засомневались, что «идиот» правильно интерпретировал настроение жены. Им казалось невероятным, чтобы «янг бьютифул вуман» осталась в Юриком после такого вопиющего «дизреспекта».

- У русской бабы душа широкая, не то что у вас, червей островных, - снисходительно объяснял Юрик, размахивая стаканом. – Русская баба – она понимает, что человек может оступиться! Она простит!

- Простить-то простит, но пилить будет всю жизнь, - охладил Юрикову национальную гордость бритый наголо парень, который при знакомстве представлялся «Леша, член ЛДПР».

- Ну, попилит, подумаешь, имеет право! Раз сразу не убила, то все! Прощено и забыто!

И только пятидесятилетний владелец автосервиса Хомутович (в оригинале Ашот), успевший уже приватно поужинать тагильскую учительницу, покачал головой:

- Лучше бы твоя жена тебе сразу, я извиняюсь, глаз подбила. Покричала, пообижалась, золота себе накупила. И успокоилась. А теперь тебе, я извиняюсь, п%здец.

Первые подозрения в том, что Хомутович, пожалуй, угадал, посетили Юрика, когда он, похмельный, с растрепанным чемоданом, выгрузился во дворе своего дома. На его обычном парковочном месте вместо глянцево-вишневой «шкоды» стоял обгорелый скелет. Трогая пальцами обугленный остов машины, Юрик чувствовал предсмертные корчи плавящихся покрышек не только сердцем, но и желудком.

В лифте ему стало плохо, поэтому он спустился на этаж ниже и дисциплинированно поблевал в соседскую ледянку. Утерся висящим тут же ватником, пригладил выгоревшие под турецким солнцем волосы и, сделав глубокий вдох, двинул в родное гнездо.

- С приездом, дорогой, - как ни в чем не бывало сказала жена. Она и правда сидела на диване и, сверкая безупречным маникюром, листала журнал. – Симпатичные бусики.

В «бусики» - крашеные ракушки, криво нанизанные на леску – его нарядила тагильская учительница:

- Жене в подарок. Она ж ничего купить не успела, а ты с пустыми руками...

- Откуда ты знаешь, может, он уже чего везет, только сам пока не знает, - загоготал партиец.

Юрик попытался содрать с шеи ракушки, запутался, покраснел и противным тонким голоском спросил:

- Хорошо горела?

Светлана взглянула на мужа с интересом. Даже в пылу сражения с бусами Юрик успел заметить тень уважения, мелькнувшую на ее лице.

- Неплохо, - сообщила она. – Быстро.

- А менты?

Света улыбнулась.

- Такое дело… дура-баба жидкость для снятия лака пролила, окурок уронила, а машина возьми да вспыхни как спичка… Никто не виноват, глупая случайность. Слава богу, обошлось без жертв.

С этим Юрик мог бы поспорить, но не стал.

- Заслужил, - твердо сказал он, чувствуя, как желудок снова сводит судорогой. – Теперь все?

- Практически, - кивнула жена.

- То есть, забыли? – уточнил Юрик.

- Ну я – да, - Светлана испытующе посмотрела на него. – А вот насчет тебя не уверена.

- Свет, да я и не помнил ничего! Я ее вообще на спор вызвал, - заторопился Юрик, даже не пытаясь скрыть облегчение. – Мужики говорили, на проститутку, даже самую страшную, у любого встанет…

- Мужики – это те пьяные бугаи из Нижневартовска?

Бугаев Юрик не помнил, но на всякий случай кивнул.

- Ну да, а я сказал, нет, я не смогу, я жену люблю…

- И не смог! – захохотала Светлана. – Ты это сам придумал, или тебе мужики подсказали?

Отмазка действительно была частью большого плана и плодом коллективного творчества.

- Главное – убеди ее, что ты с этой шлюхой не спал, - втолковывал Борян. Он был родом из Иванова, вследствие чего считал себя экспертом по женской психологии. – Запомни, даже если тебя застукали в койке, отрицай до последнего. Говори: еще никто ничего никуда не засунул!

- Факта проникновения не было, - веско подтвердил прокурорский работник из Москвы.

Хомутович слушал, потягивал виски, и на лице у него было написано: какие же вы все, я извиняюсь, дебилы.

Сейчас, глядя в смеющиеся глаза жены, Юрик понял, то Хомутович и тут оказался прав: дебилы и есть.

- Свет, - умоляюще сказал он, - ну что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Светлана посмотрела на него долгим взглядом и ответила:

- Я сама все сделала. Прощаю.

И тут Юрику стало по-настоящему жутко.

Он распахнул дверь в маленькую комнату, дико заозирался по сторонам и исторг душераздирающий вопль. Стеллаж, на котором стояли модели кораблей числом сто восемь штук, был пуст.

- Где… Ты… - захрипел он. – Я их собирал с двенадцати лет!

- А следующие двенадцать будешь собирать обратно, - невозмутимо отозвалась жена и выволокла на середину комнаты бельевую корзину, доверху наполненную разноцветными детальками. – Вот твои кораблики, не плачь.

- А почему они коричневые? И розовые? – с ужасом спросил Юрик, хватая фанерную палубу с торчащими бобышками.

- Покрасила, - больше не скрывая торжества, ответила Светик. – Чтоб тебе было интереснее собирать! Времени на это убила – жуть. Еле успела к твоему приезду.

- Что еще? – пискнул Юрик, усевшись на пол и обняв корзину со своей бывшей коллекцией.

- Главное ты уже видел, осталось так, по мелочи.

Мелочью оказались два деловых костюма, аккуратно распоротых по швам, четыре пары ботинок, перекрашенных в ядовито-желтый цвет, и охотничье ружье, дуло которого Светлана каким-то образом загнула вертикально вверх.

- Теперь можешь стрелять из-за угла, - сказала Света, удовлетворенно наблюдая, как Юрик, подвывая, ползает по ковру среди обломков своей загубленной жизни.

Наутро Юрик выглядел как бездомный клоун, который сражался с бродячими псами за кусок беляша, причем псы победили. Желтые ботинки, зеленые летние штаны, купленные специально для поездки в Турцию (в магазине Юрику казалось, что в этих штанах он вылитый Киану Ривз), белая рубашка с подпалинами от утюга (последний привет от Светланы) и пиджак от костюма, который Юрик усердно сшивал всю ночь. Рукава пиджака почему-то смотрели назад, подкладки не было вовсе – Юрик решил, что летом можно обойтись и без нее.

- Красавец, - прокомментировала Светлана. – В метро ты будешь иметь бешеный успех.

Юрик вспомнил, что машины у него больше нет, и застонал сквозь зубы. Позвонить кому-нибудь из приятелей и одолжить костюм значило навечно обречь себя на насмешки и издевательства.

- Попроси у отца, - сжалилась Светлана. – В таком виде в больницу нельзя.

- А зачем мне в больницу? – не понял Юрик. – Я здоров.

- Ну и хорошо. Справку только принеси, - взгляд жены стал таким недобрым, что Юрик понял: придется пройти и через это. – Давай, звони отцу.

- И что я ему скажу?

- Правду. Но он, по крайней мере, не будет ржать над тобой в пивной следующие десять лет.

Отец действительно не ржал. Приехал через час, швырнул на диван упакованный в целлофан костюм и уставился на сына.

- Щедро ты его отоварила, - то ли с восхищением, то ли с отвращением сказал он невестке. – Разводиться будете?

- Нет! – в один голос сказали Юрик и Светлана.

- Ну слава богу, а то я уже голову сломал, чего матери говорить.

Костюм оказался черный, туфли – лаковые, на подозрительно тонкой подошве.

- Ну что смотришь, - огрызнулся отец. – Я думал, меня в нем похоронят.

Юрик с содроганием натянул «гробовое», влез в ботинки и ушел на работу.

Вечером, шлепая по квартире черными, как у тролля, ногами («похоронные» ботинки красились даже сквозь носки), Юрик сказал:

- Знаешь, Свет, я сегодня обедал в чебуречной у метро. И было вкусно!

- Я рада, что тебе стали доступны простые радости жизни, - отозвалась жена, и Юрик с облегчением услышал прежнюю Свету.

Он не стал рассказывать ей, что, пожирая дешевый чебурек, услышал, как молодая и на вид вполне симпатичная женщина визгливо отчитывает мужа:

- Спрааайт? Он, между прочим, денег стоит! Что, до дома не мог потерпеть? Да не хлопай ты дверью, машина не казенная! Ты где ботинки уделал??? Месяц как купили…

И на Юрика вдруг обрушилась иррациональная гордость за свою жену, которая в три дня уничтожила финансовую стабильность семьи лет этак на пять вперед. Бешеным вихрем промелькнули в голове Настасья Филипповна из литературы, княгиня Ольга из истории и почему-то Джессика Раббит. Юрик подумал, что черт с ней, с машиной. И с корабликами. Главное, жена его простила. И три месяца воздержания, на которые обрекли его Светлана и инкубационный период некоторых малоизученных вирусов – это не так уж долго, если смотреть в контексте всей жизни.