Пробуждение
Создана: 06 Февраля 2015 Птн 13:32:09.
Раздел: "Социалистический опыт"
Сообщений в теме: 308 (+4), просмотров: 161735
-
В своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма» Николай Бердяев пишет:
«Непримиримо враждебное отношение коммунизма ко всякой религии не есть явление случайное, оно принадлежит к самой сущности коммунистического миросозерцания. … Коммунисты исповедуют воинствующий атеизм и они обязаны вести антирелигиозную пропаганду. Коммунизм, не как социальная система, а как религия, фанатически враждебен всякой религии и более всего христианской. Он сам хочет быть религией идущей на смену христианству, он претендует ответить на религиозные запросы человеческой души, дать смысл жизни».
Уже на этом этапе, при всей попытке противопоставления, в глаза бросается некая тождественность в определениях Бердяева: при всей враждебности вдруг оказывается, что коммунизм и религия - это практически одно и тоже.
Далее Н. Бердяев, обосновывая свою точку зрения, говорит о Марксе, Ленине, Фейербахе. Но давайте, не забегая вперёд для начала выясним: а так ли всё и всегда было определенно непримиримо в отношениях коммунизма с религией? Насколько воинствующий атеизм был действительно обязательным, да и был ли он у истоков коммунистического движения?
Николай Александрович Бердяев - живой свидетель своей эпохи со всеми её великими и трагическими событиями, переломами судеб страны, народа, отдельных людей. В том числе и самого Н.Бердяева оказавшегося в 1922 году в изгнании.
В его работах немало гениальных прозрений в отношении будущего нашей страны, в отношении того самого русского коммунизма 20-го века, который с одной стороны, признаётся им абсолютно созвучным «русской мессианской идее», с другой предвидится его обуржуазивание и крах.
И все же, не отстранившись от этой, по-бердяевски пассионарной, точки зрения (заметим, что именно она самым активным образом тиражировалась все эти постперестроичные годы в православной среде), невозможно разобраться в истории взаимоотношений религии с коммунизмом, вынести уроки из нашего исторического прошлого, нащупать пути выхода, а, следовательно, и противостоять попыткам разорвать наше сегодняшнее российское общество, тот самый Русский мир, который сегодня практически в одиночку противостоит глобализации с ее постчеловеческим адом.
Попытаемся же разбираться и исследовать этот вопрос начиная с французских просветителей, Фейербаха и далее со всеми остановками. Чему и будет посвящена серия постов в этом журнале.
[внешняя ссылка] -
-
-
А кто, простите, художник? Рязанов? А я обязан восхищаться его творчеством? По какому такому иксу, простите?
И в чем обсер Мандельштама?
Остапа понесло?
Вы с тему не съезжайте, заявили, что у Рязанова что-то есть, уж изложите, не кривляйтесь. -
k9zxc писал :
А кто, простите, художник? Рязанов? А я обязан восхищаться его творчеством? По какому такому иксу, простите?
И в чем обсер Мандельштама?
Остапа понесло?
Вы с тему не съезжайте, заявили, что у Рязанова что-то есть, уж изложите, не кривляйтесь.
вы не обязаны восхищаться - так что не съезжайте
в чем обсер Мандельштама? в том, что его строки подтянуты под какие-то глобальные и чужие идеи. Строки того, о ком представления, как оно и бывает, не имеется
завтра вам будет удобно или выгодно, вы подтяните цитаты из Рязанова, который... малозначимость которого в сравнении с солярисом или кургиняном, выяснять мне совершенно неинтересно -
Amonlyuza писал :
в чем обсер Мандельштама? в том, что его строки подтянуты под какие-то глобальные и чужие идеи.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется
Хотите оспорить Тютчева? На каком основании?
У Рязанова, как я понял, вы до сих пор не нашли ничего, что можно предъявить, и валяете Ваньку? -
-
товарищ спекся, он ждал оправданий за Рязанова, а мне бы хотелось пояснений от него, как от стартера какой-то хрени
вообще поэзия вещь удобная, надо выспренне, тут тебе Мандельштам, хошь попроще, уж Тютчев готов. Пример:
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
вы считаете, что брякнутое слово осталось валяться на дороге, и его мог подобрать любой солярис
я же представляю, как мой вопрос вызвал ваше возмущение, но в чем заблуждался, так в вашей реакции; однако, сочуствие мое вам искренне, только избавьте меня от рассказа о снизошедшей благодати -
Amonlyuza писал : то есть, Тютчев сказал о подлоге?
а здорово, что прекрасные строки можно трактовать по своему усмотрению!
Тютчев говорит о том, что слово Мандельштама может отозваться у Соляриса86 одним образом, у меня - другим, у кого-то третьим.
Маршак, кстати, об этом-же.
Так что там с Рзановым-то?
Сколько можно вилять? -
теперь о собственно стихе Мандельштама.
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит,
называется он Концерт на вокзале
писан в 1921
почему так?
16 марта 1836 года Правление общества Царскосельской железной дороги объявило конкурс на составление проекта здания «воксала с гостиницей для пристанища и удовольствия публики», где уставшие от дел жители столицы могли бы получить «приятный отдых и разумные развлечения на лоне прелестной природы Павловского парка». (В числе удовольствий такого рода предусматривались балы, танцы, маскарады «и другие собрания».) За лучший проект здания «величественного и достойного своего назначения» объявлено было вознаграждение в 20 000 рублей ассигнациями. Из представленных одиннадцатью русскими и двумя немецкими архитекторами проектов великий князь Михаил Павлович (заботившийся «об обоюдной выгоде» Правления и Павловского городского правления, а также благоволивший к немцам) выбрал проект берлинских архитекторов Штарка и Штюлера. Но так как постройка здания по их проекту намного превышала намеченную сумму, пришлось принять проект петербургского архитектора А. И. Штакеншнейдера. Открытие Павловского вокзала состоялось 22 мая 1838 года. С первых же дней он стал излюбленным местом отдыха петербуржцев. Большое красивое здание, получившее название «Воксал», располагалось в прекрасном парке, где было приятно отдохнуть. Около него находился небольшой сад с фонтанами и эстрадой для оркестра. Внутри центральной части «Воксал» имел два буфетных зала и один большой — для обедов, балов и танцев. В боковых флигелях находились комнаты для отдыхающих и прислуги.
Известный в те годы драматург и поэт Н. В. Кукольник в письме композитору М. И. Глинке восторженно отмечал: «Для меня железная дорога — очарованье, магическое наслаждение. В особенности была приятна вчерашняя поездка в Павловский вокзал, вчера же впервые открытый для публики... Вообрази себе огромное здание, расположенное в полукруге с открытыми галереями, великолепными залами, множеством отдельных нумеров, весьма покойных и удобных...»
Еще раз хочется повторить, что слово «вокзал» своим происхождением обязано Павловску. Это измененное английское название увеселительного заведения с садом и залами для балов и концертов в пригороде Лондона (Vauxhall), не имевшего никакой связи с транспортом. В Павловске же подобное заведение открылось при железной дороге. В дальнейшем это название распространилось на все пассажирские здания железнодорожных станций.
Железная дорога проходила через парк, и в конце пути паровоз въезжал на крутящийся помост. Здесь несколько крепких мужиков разворачивали его и подкатывали к последнему вагону, который теперь становился первым, и весь состав отправлялся в обратный путь.
Первоначально музыка в вокзале имела второстепенное значение, она звучала во время обедов, на балах и танцах, причем оркестр располагался на хорах, так как эстрады в помещении не было. На открытой же эстраде в саду в определенное время играл военный духовой оркестр. К осени, когда количество приезжавших стало уменьшаться, администрация дороги для увеличения интереса публики пригласила в Павловск хор московских цыган под управлением О. И. Соколова, которые давали концерты до конца года, а с 5 января 1839 года там начал выступления первый профессиональный оркестр из 18 человек под руководством Й. Германа. Он исполнял известные тогда произведения, в том числе «Вальс-фантазию» М. И. Глинки, весьма популярный и одно время даже называвшийся «Павловским вальсом».
В январе 1844 года в здании вокзала произошел пожар, почти полностью его уничтоживший. Но, само здание было застраховано сразy в четырех разных компаниях на сумму более 85 тысяч серебром. Поэтому здание воссоздали по проекту архитектора А. И. Штакеншнейдера в чрезвычайно короткий срок — за три с половиной зимних месяца. Открытие восстановленного вокзала состоялось 13 мая 1844 года.
Чтобы привлечь возможно большее количество пассажиров, администрация дороги стала приглашать для выступлений известный дирижеров, инструменталистов, вокалистов, устраивать благотворительные концерты. Слава о них распространилась не только в столице России, но и за рубежом. Знаменитые артисты считали за честь выступить на концертах в Павловске.
Бесплатные концерты, за исключением благотворительных вечеров и бенефисов, привлекали многих дачников, причем разных сословий. Таким обилием посетителей не могла похвастаться ни одна концертная эстрада ни в Петербурге, ни в других городах. Снимать дачи в Павловске и его окрестностях стало престижно, хотя стоили они дорого. Газеты писали: «Павловск считается первой аристократической колонией, зато и цены там чудовищны. В улицах, прилегающих к большому саду (парку), за три комнаты с мебелью платили 360 рублей, т. е. такую сумму, за которую в Галерной гавани можно купить целый дом». Один корреспондент спрашивал: «Отчего же такое счастье Павловску, когда другие гульбища пользуются обыкновенно кратковременным благом? — И сам отвечал: — Оттого... что с Павловским вокзалом соединяются удобства, каких лишены другие загородные петербургские гуляния... вы без всяких хлопот и суетни... садитесь в карету, в линейку, куда вам угодно, и не пройдет часа... вы уже там, пронеслись 25 верст...»
Все это активизировало в Павловске и его окрестностях дачное строительство: вырастали дома на пустырях, к существующим домам прилаживались дачные флигеля, возникали новые районы; город местами, особенно у железнодорожной станции, начал наступать на территорию парка; открывались гостиницы, торговые заведения, спортивные площадки. Павловск привлекал на лето многих сановников, деятелей науки н искусства. Там жили А. П. и К. П. Брюлловы, П. К. Клодт, И С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, И. А. Гончаров, И. И. Панаев, М. И. Глинка, М. П. Мусоргский, Ц. А. Кюи и многие другие.
Летний сезон 1856 года открылся выступлением оркестра на 30 человек под управлением И. Штрауса.
В течение шестнадцати лет, с 1856 по 1872 год, с некоторыми перерывами, выступал в Павловске замечательный австрийский композитор, "король вальса", - Иоганн Штраус, под руководством которого оркестр достиг высокой степени совершенства. "Мне почти еще не случалось слышать вальсов, так исполненных, как под управлением Штрауса", - писал известный композитор и музыкальный критик А. Н. Серов.
Штраус выступал в Музыкальном вокзале и был руководителем местного оркестра. Его темперамент, манера дирижировать, его внешность - все в нем вызывало либо восторг, либо недоумение, но не безразличие. Публика ликовала. Да и сам композитор не остался равнодушным. "Живут лишь в России!"- пишет Штраус из Павловска. Эмоциональность композитора вполне понятна, ведь именно в России он встретил свою единственную любовь - Ольгу Смирницкую. Чувства Штрауса не были безответными, но чопорная семья девушки запретила ей выходить замуж за простого музыканта. "У меня нет сил, я слишком люблю тебя. Жизнь без тебя подобна смерти...", - пишет в прощальном письме композитор.
Здесь он написал вальсы «Петербургские дамы»,»княгиня Александра», «Прощание с Петербургом»,кадриль «Славянка»,польки «Ольга», «В Павловском лесу», « Воспоминание о Петербурге», «незнакомка», «Павловск», «Нева». Штраус охотно включал в программы произведения Глинки. Под его руководством состоялось одно из первых публичных исполнений сочинений Чайковского.
Газета "Голос" опубликовала его прощальное обращение, которое заканчивалось словами: "Приятное воспоминание останется неизгладимо в моем сердце. Итак, принося вам почтительнейшее мое благодарственное приветствие, да позволено утешать себя надеждою, что и обо мне сохранится в петербургской публике благосклонное внимание. Иоганн Штраус."
В Павловском вокзале выступали многие известные дирижеры и солисты, причем приглашение выступить там считалось честью. У пульта концертной эстрады стояли дирижеры Н. В. Галкин, Р. Е. Дриго, А. К. Глазунов, Р.М. Глиэр, A.К. Лядов, Н.А. Малько, Д.И. Похитонов, В. И. Сук, B. Ферреро, Г. Фительберг, Ю. Ф. Файер. Здесь выступали: Ф. И. Шаляпин, Л. В. Собинов, Н. Н. и М.И. Фигнер, Д.А. Смирнов, В. И. Касторский, И. В. Ершов, А. Д Вяльцева, И. В. Тартаков, Н. К. Печковский, В. Р. Сливинский, С. И. Мигай, М. П. Максакова, А. Ф. Серве, Г. Венявский. С.С. Прокофьев ,балерины Е. М. Люком, М. Ф. Кшесинская и многие, многие другие.
из "Шума времени" Мандельштама: "...В двух словах - в чем девяностые года. - Буфы дамских рукавов и музыка в Павловске; шары дамских буфов и все прочее вращаются вокруг стеклянного Павловского вокзала, и дирижер Галкин - в центре мира. В середине девяностых годов в Павловск, как в некий Элизий, стремился весь Петербург. Свистки паровозов и железнодорожные звонки мешались с патриотической какофонией увертюры двенадцатого года, и особенный запах стоял в огромном вокзале, где царили Чайковский и Рубинштейн. Сыроватый воздух заплесневших парков, запах гниющих парников и оранжерейных роз и навстречу ему - тяжелые испарения буфета, едкая сигара, вокзальная гарь и косметика многотысячной толпы."
А вот как вспоминает вокзал А. А. Ахматова:
«Запахи Павловского Вокзала. Обречена помнить их всю жизнь, как слепоглухонемая. Первый – дым от допотопного паровозика, который меня привез, – Тярлево, парк, salon de musigue (который называли "соленый мужик"), второй – натертый паркет, потом что-то пахнуло из парикмахерской, третий – земляника в вокзальном магазине (павловская!), четвертый – резеда и розы (прохлада в духоте) свежих мокрых бутоньерок, которые продаются в цветочном киоске (налево), потом сигары и жирная пища из ресторана. А еще призрак Настасьи Филипповны. Царское – всегда будни, потому что дома, Павловск – всегда праздник, потому что надо куда-то ехать, потому что далеко от дома. И Розовый павильон (Pavilion de roses).»
Музыка в Павловске
(девятисотые годы)
Оранжерейная ли роза
В окне кареты и лакей,
Или одышка паровоза
Над влажным гравием аллей,
Густое, свежее пыланье
Дубов и окон на закат,
Или игла воспоминанья,
Пруды и стылый листопад?
Не знаю... Шипром и сиренью
По сердцу холод пробежал,
И я вхожу воскресшей тенью
В старинный Павловский вокзал.
Вновь гимназист, смущен и кроток,
Иду смущенно по рядам
Средь генеральш, актрис, кокоток
И институтских классных дам.
У входа фраки и мундиры,
Билеты рвут кондуктора,
Волочат саблю кирасиры,
Вербеной веют веера.
Духов доносится дыханье,
Летит позвякиванье шпор,
И музыка по расписанью
Ведет негромкий разговор.
Как передышка от парадов,
Как заглушенный вальсом страх,
Тупое скрещиванье взглядов
И рядом с Бахом — Оффенбах.
Лицеем занят левый сектор,
Правей гусары, «свет», а там
Средь бальных платьев мой директор,
Меланхоличен, сух и прям.
Он на поклон роняет веки
И, на шнурке качнув лорнет,
Следит за облаком на треке
Под романтический септет.
Аплодисменты. Разговора
Неспешный гул. Сдвиганье мест.
И вновь три такта дирижера,
Насторожившийся оркестр.
Все ждут. Запела окарина,
Гудят смычки. Удар упал,
И в медном грохоте лавина
Со сводов рушится на зал.
В дожде, в сверкающей лазури,
В мельканье дьявольском локтей,
В прорывах грома, в свисте бури
Весь блеск, весь ужас этих дней!
О флейты Шуберта! С откоса
Сквозь трубы и виолончель
Летите в мельничьи колеса,
Где лунно плещется форель,
Взрывайте, веселы и живы,
Мир зла, обмана и измен,
Стучите, как речитативы
Под кастаньетами Кармен!
В надрывном голосе фагота
И в струнном бешенстве смычков
Предчувствие водоворота,
Размыва, оползня веков.
И нет плотины, нет спасенья
От музыки. Останови,
Когда ты можешь, наводненье
И грохот гибели в крови!
Уже летают паутинки,
И осень века вплетена
В мигрень Шопена, голос Глинки,
В татарщину Бородина.
Уже летит по ветру роза,
И ниже клонятся весы,
А дымный отклик паровоза
Вступает в Баховы басы.
В 1930-х годах здание театра в Павловске сгорело, а в годы Великой Отечественной войны был уничтожен и Музыкальный вокзал.
Но Павловск навсегда остался империей музыки - печальным и изысканным царством.
[внешняя ссылка]
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит,
Но, видит Бог, есть музыка над нами,
Дрожит вокзал от пенья Аонид,
И снова, паровозными свистками
Разорванный, скрипичный воздух слит.
Огромный парк. Вокзала шар стеклянный.
Железный мир опять заворожён.
На звучный пир в элизиум туманный
Торжественно уносится вагон:
Павлиний крик и рокот фортепьянный.
Я опоздал. Мне страшно. Это — сон.
И я вхожу в стеклянный лес вокзала,
Скрипичный строй в смятеньи и слезах.
Ночного хора дикое начало
И запах роз в гниющих парниках —
Где под стеклянным небом ночевала
Родная тень в кочующих толпах...
И мнится мне: весь в музыке и пене,
Железный мир так нищенски дрожит.
В стеклянные я упираюсь сени.
Горячий пар зрачки смычков слепит.
Куда же ты? На тризне милой тени
В последний раз нам музыка звучит!
становится же понятен лиризм стихотворения, за исключением этой интересной фразы про нельзя дышать - что за адская атмосфера, примнившаяся некоторым авторам современности?
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сияньи голубом...
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонялся и шумел.
как это называется? реминисценция? заимствование? художественное обращение?
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы...
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит,
Но, видит Бог, есть музыка над нами,
Дрожит вокзал от пенья Аонид,
так что, видит, как говорится, бог, есть над вами музыка
а под музыкой, так сказать, простые разные дела -
А когда к Рязанову-то?
И это... Не надо рассказывать, когда и что писал Мандельштам.
Надо опровергнуть тезис Тютчева.
Показать, что Маршак неправ.
Если уж браться за тезис "нельзя воспринимать стихи иначе, чем разжевали критики-литературоведы" -
лишь поделился найденым с интересующимисяk9zxc писал : И это... Не надо рассказывать, когда и что писал Мандельштам.
сначала надо доказать, что это тезис
заявки на Маршака не поступалоk9zxc писал : Показать, что Маршак неправ.
сочуствую, что вам приходится есть жованноеk9zxc писал :Если уж браться за тезис "нельзя воспринимать стихи иначе, чем разжевали критики-литературоведы"
а разве обещал? вы соляриса отмойте для начала